ГЛАВА II
Теория ценности
1. Значение проблемы ценности. 2. Ценность субъективная и объективная; определения. 3. Полезность и ценность. 4. Величина ценности. Единица оценки.
1. Значение проблемы ценности
Основным вопросом политической экономии, начиная с самого её возникновения и до последнего времени, был и есть вопрос о ценности. Все остальные вопросы — о заработной плате, о капитале и ренте, о накоплении капиталов, о борьбе крупного и мелкого производства, о кризисах и т. д. — прямо или косвенно связаны с этим коренным вопросом.
«Учение о ценности стоит, так сказать, в центре всей политико-экономической доктрины» — совершенно справедливо говорит Бём-Баверк1. Это и понятно. Для товарного производства вообще и товарно-капиталистического производства, детищем которого является политическая экономия, в частности, основной, всеохватывающей категорией служит цена, а следовательно, и её норма — ценность. Товарные цены регулируют распределение производительных сил капиталистического общества, а форма обмена, предполагающая категорию цены, является формой распределения общественного продукта между различными классами.
Движение цен приспособляет предложение товаров к спросу на них, путём повышения или понижения нормы прибыли, в зависимости от чего капиталы переливаются из одной отрасли производства в другую; низкие цены — орудие, которым капитализм прокладывает дорогу и, в конце концов, завоёвывает мир; низкими ценами капитал вытесняет ремесло, а крупное производство одерживает победу над мелким.
В форме покупки рабочей силы, то есть в форме ценностного отношения, совершается договор между капиталистом и рабочим — предварительное условие обогащения капиталиста. Прибыль, т. е. денежное, ценностное, а отнюдь не «натуральное», выражение
1 Бём-Баверк: «Основы теории ценности хозяйствен. благ», стр. 13.
прибавочного продукта, является движущим мотивом современного общества, и именно на этом основан весь процесс накопления капитала, который разрушает старые формы хозяйственной жизни и в своём развитии резко отличается от них, как совершенно своеобразная историческая фаза хозяйственной эволюции, и т. д., и т. д. Поэтому вопрос о ценности привлекал и привлекает к себе внимание теоретиков-экономистов гораздо более, чем всякий другой вопрос из области политической экономии: Смит, Рикардо, Маркс — клали в основу своих исследований анализ ценности1. Учение о ценности сделала краеугольным камнем своей доктрины и австрийская школа; поскольку она, с одной стороны, выступала против классиков и Маркса, с другой — создавала свою собственную теоретическую систему, она занималась, главным образом, вопросом о ценности.
И вот, несмотря на то, что ещё Милль считал учение о ценности в основном уже законченным2, оно стоит, действительно, в центре современных теоретических дискуссий. В противоположность Миллю, Бём-Баверк считает, что учение о ценности «было и оставалось одним из самых неясных, самых запутанных и всего менее разработанных отделов экономической науки»3; однако, он надеется, что исследования австрийской школы положат конец такому состоянию науки, ибо «внесена, наконец, в хаотическое брожение идей творческая мысль, от плодотворного развития которой следует ожидать полного и окончательного разъяснения вопроса о ценности»4.
1 «Bei einem Gesellschaftszustande… wo das System der Erwerbstätigkeit gänzlich auf Kaufen und Verkaufen beruht… ist die Frage vom Werte fundamental. Fast jede Ansicht in Bezug auf die commerciellen Interessen einer so constituirten Gesellschaft schliesst irgend eine Theorie des Wertesin sich, der geringste Irrtum in dieser Beziehung verbreitet den entsprechenden Irrtum über alle unsere anderen Schlussfolgerungen» [«При состоянии общества… когда система найма полностью основана на купле и продаже… вопрос о ценности является фундаментальным. Почти каждая точка зрения на коммерческие интересы такого общества подразумевает некую теорию ценности, и малейшая ошибка в этом отношении вносит соответствующую ошибку во все наши выводы» (нем.)] (D. Stuart Mill: «Grundsätze der politischen Oekonomie», übers. v. Soetheer. III. Ausg., 1869, Band, S. 10). Правда, за последнее время стали, с лёгкой руки г. Струве, раздаваться голоса, что проблема ценности вовсе не связана с проблемой распределения, которую Рикардо, напр., считал основной проблемой всей политической экономии (см. «Начала политич. экон.», пер. Рязанова, стр. 2). Такого взгляда держится и г. Туган-Барановский. Но его «теория распределения» есть сплошной аргумент против этого «новшества». У г. Струве вопрос поставлен в логически более чистой форме, которая приводит к невозможности построить теорию распределения. То же у г. Шапошникова (см. его «Теорию ценности и распределения», М. 1912, стр. 11).
2 D. St. Mill, l. c., S. 100.
3 Бём-Баверк: «Основы», стр. 13.
4 Ibidem, 14.
В дальнейшем мы постараемся дать должную оценку этой «творческой мысли»; предварительно же мы заметим следующее. Очень часто критики австрийской школы указывают на то, что она «смешивает» ценность и потребительную ценность, что её учение относится скорее к психологии, чем к политической экономии и т. д. Всё это, по существу, верно. Однако, нам кажется, что таких заявлений отнюдь недостаточно: необходимо стать на точку зрения авторов критикуемой теории, понять всю систему в её внутренней связи, а затем уже показать её противоречивость, её несостоятельность, вытекающую из основных ошибок. Существует, например, масса различных определений ценности. Определение Бём-Баверка будет самым резким образом отличаться от определения, скажем, Маркса. Но нельзя ограничиться указанием, что Бём-Баверк говорит не о том, о чём следует. Нужно показать, почему требуется говорить не об этом — во-первых. А во-вторых, нужно показать, что принятые критикуемой теорией предпосылки или приводят к противоречивым конструкциям, или просто не объясняют, не охватывают ряда важных экономических явлений.
Но где же в таком случае опорный пункт критики? Ведь если само понятие ценности совершенно разнородно у различных направлений, т. е. если ценность Маркса не имеет никаких общих точек соприкосновения с ценностью Бём-Баверка, то как же возможна критика вообще? Здесь нас выручает следующее обстоятельство. Как ни разнообразны, даже подчас противоположны определения ценности, всё же у всех есть нечто общее. Этим общим является то, что ценность мыслится, как норма обмена, что понятие ценности служит нам для объяснения цен1. Правда, объяснением одних лишь цен дело не ограничивается, или, вернее, не должно ограничиваться, но всё же непосредственно теория ценности служит основанием для теории цен. Если данное учение о ценности разрешает вопрос о ценах без внутренних
1 Единственное исключение — теория ценности г. Струве, который сводит ценность к вычисленной статистической средней цен. Но это, в сущности, уничтожение всякой теории. С своей стороны, г. Булгаков в «Философии хозяйства» упрекает Маркса в том, что вопрос о труде и его роли переносится последним «с принципиальной высоты в меркантильную практику, на рынок» (100). Эта псевдо-принципиальность — обратная сторона вульгарности. Тот же «критик» пишет: «Полезна ли… общая теория капиталистического хозяйства? Я думаю, что да… Но можно ли признать такую же полезность разных теорий ценности, прибыли, капитала?.. Я думаю, что нет…» (289). Глубокомысленный профессор предполагает, что возможна общая теория капитализма без теории «ценности, прибыли, капитала».
противоречий, оно является правильным; если этого нет, оно должно быть отвергнуто.
Исходя из этих соображений, мы и приступим к критике Бём-Баверка. В предыдущей главе мы видели, что цены, согласно Бёму, суть результаты индивидуальных оценок. Соответственно этому всё «учение» распадается на две части: первая изучает законы образования индивидуальных оценок — «теория субъективной ценности»; вторая — законы образования их равнодействующей — «теория объективной ценности».
2. Ценность субъективная и объективная. Определения
Мы знаем, что, согласно воззрениям субъективной школы, основу социально-экономических явлений следует искать в явлениях индивидуальной психологии; по отношению к цене это выразится в том, что анализ цены должен быть сведён к анализу индивидуальных оценок. Если сравнить постановку вопроса о ценности у Бёма с постановкой того же вопроса у Маркса, то сразу видна принципиальная разница: у Маркса понятие ценности является выражением общественной связи между двумя общественными явлениями, производительностью труда и ценами, причём эта связь в капиталистическом обществе (в противоположность простому товарному хозяйству) представляется сложной связью1; у Бёма понятие ценности служит выражением связи между общественным явлением цены и индивидуально-психологическим явлением единичной оценки.
Эта единичная оценка предполагает оценивающего субъекта и оцениваемый объект; результат соотношения между ними и есть субъективная ценность австрийской школы. Субъективная ценность не есть, таким образом, какое-либо свойство вещи: это лишь определённое психическое состояние оценивающего субъекта; если же говорить о вещи, то это будет значение её для данного лица. Итак, «ценностью в субъективном смысле мы называем то значение, какое имеет известное материальное благо или совокупность известного рода материальных благ для благополучия субъекта»2. Таково определение субъективной ценности.
1 Мы разумеем здесь то явление, что цена не совпадают с ценностью и даже непосредственно не колеблются около ценности, а тяготеют к так называемым «производственным ценам».
2 Бём-Баверк: «Основы», стр. 7. То же у К. Менгера: «Der Wert ist… nicht den Gütern Anhaftendes keine Eigenschaft derselben, sondern vielmehr lediglich jene Bedeutung, welche wir zunächst der Befriedigung unserer Bedürfnisse beziehungsweise
Нечто иное представляет из себя объективная ценность Бём-Баверка. «Ценностью в объективном смысле», говорит он, «мы называем… способность вещи давать какой-нибудь объективный результат. В этом смысле существует столько же видов ценности, сколько существует внешних эффектов, на которые мы хотим указать. Существует питательная ценность различных блюд, удобрительная ценность различных удобрительных веществ, эксплозивная ценность взрывчатых веществ, отопительная ценность дров и угля и т. д. Во всех подобных выражениях из понятия ценность изгоняется всякое представление о том, какое значение имеет она для счастья или несчастья субъекта»1. К подобного же рода нейтральным по отношению к «счастью или несчастью субъекта» объективным ценностям Бём-Баверк относит объективные ценности, носящие экономический характер: «меновую ценность», «доходную ценность», «ценность производства», «наёмную ценность» и проч. Из них наиболее крупное значение имеет объективная меновая ценность. «Под меновой ценностью разумеется объективное значение материальных благ в сфере обмена, или, другими словами, когда говорят о меновой ценности материальных благ, то имеют в виду возможность получить в обмен на них известное количество других материальных благ, при чем эта возможность рассматривается, как сила или свойство, присущие самим материальным благам»2. Таково понятие объективной меновой ценности.
Последнее определение несостоятельно и по существу и даже с точки зрения последовательно проведённого взгляда самого Бём-Баверка. В самом деле, меновая ценность товара, как его «объективное свойство», ставится здесь на одну доску с физико-химическими свойствами товарных тел; другими словами, «полезный эффект» в техническом смысле слова отождествляется с экономическим понятием меновой ценности. Это — точка зрения грубого товарного фетишизма, который является отличительным
unserem Leben und unserer Wohlfahrt beilegen und in weiterer Folge auf die ökonomischen Güter, als die ausschliessenden Ursachen derselben, übertragen» [«Ценность это… не то, что связано с благами, не свойство, а лишь то значение, которое мы изначально приписываем удовлетворению наших потребностей или нашей жизни и нашего благосостояния, а затем переносим на экономические блага как их исключительную причину» (нем.)]. («Grundsätze der Volkswirtschaftslehre», Wien, 1871, S. 81, Fussnote) — «Der Wert ist ein Urtheil» [«Ценность — это суждение» (нем.)] (ibid, S. 86). Ср. Wieser: «Ursprung des Wertes», S. 79: «Ценность есть человеческий интерес, мыслимый, как состояние внешнего предмета».
1 Бём-Баверк: «Основы», стр. 8. Ср. также Böhm-Bawerk: «Kapital und Kapitalzins», II, III Auflage, Innsbruck, 1909, S. 214). Последний курсив принадлежит нам.
2 Ibid, стр. 9. Иная терминология у К. Менгера. См. его «Grundsätze» S. 214–12.
признаком вульгарной политической экономии, ибо в действительности «товарная форма и отношение ценности продуктов, в котором она проявляется, не имеют абсолютно ничего общего с их физической природой и вытекающими из неё вещными отношениями»1. С точки зрения самого Бём-Баверка нельзя, в сущности, утверждать того, что он утверждает. Если объективная ценность есть результат субъективных оценок, то она не может быть поставлена на одну доску с физико-химическими свойствами вещей; наоборот, она принципиально отлична от последних: в ней не может быть «ни атома материи», ибо она происходит и слагается из нематериальных элементов, каковыми являются индивидуальные оценки различных «хозяйствующих субъектов». Как это ни странно, но здесь приходится констатировать, что чистый «психологизм», который так характерен для австрийской школы и для Бём-Баверка, может уживаться с вульгарным ультра-материалистическим фетишизмом, взглядом по существу дела совершенно наивным и некритическим. Протестуя против понимания субъективной ценности, как чего-то присущего вещи самой по себе, вне зависимости от оценивающего субъекта, Бём-Баверк, при определении объективной ценности, приравнивает последнюю к нейтральным по отношению к «счастью или несчастью субъекта» техническим свойствам вещей, совершенно забывая, что в таком случае не может быть той генетической связи между субъективной и объективной ценностью, какая предполагается его же собственной теорией2.
1 К. Маркс, «Капитал», т. I. стр. 29, пер. Струве.
2 По поводу этого Neumann замечает: «…ob in Analogie zum Kauf und zum Ertragswerte in unserer Wissenschaft auch von Heiz-Nähr-Düngwert etc. gesprochen werden darf, ist strittig» [«…можно ли в нашей науке говорить и об обогревательной-питательной-удобряющей ценности и т. д. по аналогии с покупательной и прибыльной ценностью — это спорно» (нем.)] («Wirtschaftliche Grundbegriffe», «Handbuch der Pol. Oeck.» hg. von Schönberg, IV Aufl., I. Band, S. 169). Решительнее выражается J. Lehr: он протестует против такого смешения и говорит, что политическая экономия не должна «aus dem Auge verlieren, dass der Wert immer für und durch den Menschen existiert» [«упускать из виду, что ценность всегда существует для и посредством людей» (нем.)] (Conrads «Jahrbücher für Nationalökonomie und Statistik», N. F., 19 Band, 1889, S. 22). Ср. также H. Ditzel: «Theoretische Sozialökonomik» S.S. 213, 214. Среди буржуазных учёных и их подголосков считается признаком хорошего тона указывать, что Маркс в своей теории ценности соорудил грубую механически-материалистическую стряпню. Однако, есть материализм и материализм. Материализм Маркса, поскольку он проявляется в его экономической системе, не только не приводит к товарному фетишизму, но, наоборот, делает впервые возможным его преодоление. В частности, ценность у Маркса есть одна из «получивших общественное признание и, следовательно, объективных мыслительных форм данного способа производства» («Капитал», I, 32). Но «объективный» здесь отнюдь не значит «физический»: это такая же физическая вещь, как, напр., язык. Ср. стр. 30 I тома «Капитала», также Stolzmann: «Der Zweck…» S. 58.
Итак, перед нами две категории ценности; из них первая является величиной основной, вторая — производной. Поэтому нам придётся прежде всего заняться разбором теории субъективной ценности. Эта часть теории к тому же является именно той её частью, где были сделаны наиболее оригинальные попытки обосновать учение о ценности на новом базисе.
3. Полезность и ценность (субъективная)
Для австрийской школы «руководящим понятием является полезность»1; в то время, как у Маркса полезность является лишь условием для возникновения ценности и не играет никакой роли в образовании той или иной величины её, у Бём-Баверка ценность выводится из полезности, служит её непосредственным проявлением2.
Бём-Баверк различает, однако (по его мнению, в противоположность старой терминологии, для которой полезность и потребительная ценность якобы всегда были синонимами), полезность вообще и ценность, которая является, так сказать, квалифицированною полезностью. «Отношение к человеческому благополучию, — говорит Бём-Баверк, — может выражаться в двух существенно различных формах. Низшую форму мы имеем тогда, когда данная вещь обладает вообще способностью служить для человеческого благополучия. Напротив, для высшей формы требуется, чтобы данная вещь являлась не только причиной, но вместе с тем и необходимым условием человеческого благополучия… Низшая форма называется полезностью, высшая — ценностью»3.
1 W. Sombart: «Zur Kritik des ökonomischen Systems von K. Marx» Braun's Archiv В. VII, S. 592.
2 На этом основании многие эклектики считают, что теория классиков и Маркса отнюдь «не противоречит», а «лишь дополняет» теорию австрийцев. Ср., напр., Dietzel «Theoretische Sozialökonomik», Leipzig, 1895, S. 23). Эти господа не понимают даже того, что у Маркса нет, вообще, понятия, аналогичного субъективной ценности австрийцев. (Об этом см. превосходную брошюру R. Hilferding'а «Böhm-Bawerks Marx-Kritik», Wien 1904, S. 52, 53 u. passim). Особенно забавен г. Туган-Барановский, который в своих «Основах» устанавливает закон пропорциональности между трудовой стоимостью, которая имеет смысл только по отношению ко всему обществу и абсолютно неприменима к отдельному хозяйству, и предельною полезностью, которая, наоборот, «пригодна» для оценок индивидуума и лишена (даже с точки зрения Бёма) смысла по отношению к «народному хозяйству».
3 Бём-Баверк, «Основы», стр. 15. Это положение особенно важно для австрийцев. «Ihr (т. е. теория предельной полезности) Еckstein ist die Unterscheidung
Это различие иллюстрируется двумя примерами: в первом — перед нами «человек», сидящий «у обильного источника пригодной для питья воды»; во втором — «другой человек, который путешествует по пустыне». Ясно, что стакан воды будет иметь различное «значение для благополучия». В первом случае он отнюдь не является «необходимым условием», во втором же случае полезность выступает в своей «высшей» форме, так как потеря каждого стакана из запаса нашего путника может отразиться на нём весьма внушительно.
Отсюда вытекает такая формулировка относительно «происхождения ценности». «Ценность материальные блага приобретают тогда, когда имеющийся налицо запас материальных благ этого рода оказывается настолько незначительным, что для удовлетворения соответствующих потребностей его или не хватает вовсе, или же хватает в обрез, так что, если отбросить ту часть материальных благ, об оценке которой именно и идёт дело в том или ином случае, то известная сумма потребностей должна будет оставаться без удовлетворения»1.
zwischen Nützlichkeit im Allgemeinen und demjenigen ganz bestimmten, konkreten Nutzen, der in einer gegebenen wirtschaftlichen Sachlage von der Verfügung über das zu schätzende bestimmte Gut abhängt» [«Её (т. е. теории предельной полезности) краеугольным камнем является различение между полезностью вообще и той весьма специфической, конкретной полезностью, которая в данной экономической ситуации зависит от обладания конкретным оцениваемым благом» (нем.)] (Böhm-Bawerk, «Der letzte Massstab des Güterwertes», Zeitschrift für Volksw., Soz.-pol. u. Verw., III., S. 187).
1 Бём-Баверк, «Основы…» стр. 22. «Все блага имеют полезность, но не все блага имеют ценность. Чтобы возникла ценность, к полезности должна присоединиться также и редкость (Seltenheit); не абсолютная, а относительная редкость по сравнению со спросом на блага данного рода» (Böhm-Bawerk, «Kapital», II, S. 224). То же у Menger'а: «Ist nämlich der Bedarf an einem Gute grösser, als die verfügbare Quantität desselben, so steht zugleich fest, dass, nachdem ein Theil der bezüglichen Bedürfnisse ohnehin wird unbefriedigt bleiben müssen, die verfügbare Quantität des in Rede stehenden Gutes um keine irgend wie praktisch beachtenswerthe Theilquantität verringert werden kann, ohne dass hierdurch irgend Bedürfniss, für welches bis dahin vorgesorgt war, nicht, oder doch nur minder vollständig befriedigt werden könnte, als dies ohne den Eintritt der obigen Eventualität der Fall sein würde» [«Если потребность в благе превышает его доступное количество, то ясно, что после того как часть соответствующих потребностей в любом случае должна остаться неудовлетворённой, доступное количество соответствующего блага нельзя сократить на какую бы то ни было заметную часть без того, чтобы из-за этого какая-либо потребность, которая до того удовлетворялась, теперь не была бы удовлетворена или была бы удовлетворена лишь в меньшей степени, чем это было бы без вышеуказанной возможности» (нем.)] (K. Menger, «Grundsätze», S. 77).
Творцы теории предельной полезности никоим образом не имеют права утверждать, что это положение выдумано ими. Уже у графа Верри (ср. Comte de Verri, «Economie politique etc.», Paris, an VIII), мы находим его, правда, в объективированной форме: «Quels sont donc les éléments qui constituent le prix? Il n'est certainement point basé sur la seule utilité. Pour nous en convaincre, il suffit de réfléchir que l'eau, l'aire, et la lumière du soleil n'ont aucun prix, et cependant у a-t-il rien de plus utile et de plus nécéssaire?… donc l'utilité simple et pure d'une chose ne suffit pas pour lui en donner. Néanmoins la seule rareté lui en donne» [«Что же представляют собой элементы, составляющие цену? Она несомненно не основана только на полезности. Чтобы убедиться в этом, достаточно подумать, что вода, воздух и солнечный свет не имеют никакой цены, и однако что может быть более полезным и более необходимым?… поэтому простой и чистой полезности вещи недостаточно, чтобы придать ей цену. Однако одна лишь редкость придаёт её» (фр.)] (14). «Deux principes reunis constituent le prix des choses: le besoin et la rareté» (15). То же у Condillac'а («Le Commerce et le gouvernement etc». Paris, an III, t. I. 1795). Но Кондильяк ставит вопрос в субъективной формулировке («nous estimons» [«мы оцениваем» (фр.)],
Итак, в основу анализа товарных цен — ибо всякая теория ценности служит ближайшим образом для объяснения цен — кладётся «квалифицированная полезность» благ, т. е. как раз то, что Маркс исключает из своего анализа, как не относящуюся к делу величину.
Рассмотрим этот вопрос ближе. Мы не должны забывать, что поле зрения австрийской школы — это мотивы хозяйствующих субъектов в их «чистом», т. е. наиболее простом виде. «Наша задача — пишет сам Бём-Баверк — и должна именно заключаться в том, чтобы отразить как бы в зеркале житейскую практику казуистических решений и возвести те правила, которыми инстинктивно с такой уверенностью владеет простой человек-практик, на степень столь же верных, но уже вместе с тем и сознательных, научных принципов»1. Посмотрим, как отражает «житейскую практику» теоретическое «зеркало» главы новой школы.
Современный способ производства характеризуется, прежде всего, тем, что это есть производство на рынок, а не для собственного потребления. Он является конечным звеном цепи различных производственных форм, где развитие производительных сил и соответствующее ему развитие меновых отношений разрушили прежнюю натурально-хозяйственную систему и создали совершенно новые экономические явления. Можно различать три стадии этого процесса превращения натурального хозяйства в товарно-капиталистическое.
На первой стадии центр тяжести лежит в производстве на себя, на рынок поступают лишь «излишки продуктов»; эта стадия характерна для начальных форм развития меновых отношений. Постепенно рост производительных сил и обострение конкуренции приводят к перемещению центра тяжести в сферу
«nous jugeons» [«мы судим» (фр.)]; «cette estime est ce que nous appelons valeur» [«это оценку мы называем ценностью» (фр.)] и т. д.). «La valeur des choses croît donc dans la rareté et diminue dans l'abondance. Elle peut, même dans l'abondance diminuer au point de dernier nulle» [«Ценность вещей растёт при их редкости и падает при их обилии. Она может при обилии даже упать до точки последнего нуля» (фр.)] (p. 6, 7). У Вальраса-отца (M. Auguste Walras, «De la nature de la richesse et de l'origine de la valeur», Paris, 1831) элемент редкости связан с элементом собственности, что, в свою очередь, поставлено в зависимость с обменоспособностью и ценностью (объективной) вещи (они «sont naturalement bornés dans leur quantité» [«естественным образом ограничены в своём количестве» (фр.)])). Leon Walras («Principes d'une théorie mathématique de réchange») даёт чрезвычайно резкую формулировку: «Ce n'est donc pas l'utilité d'une chose qui fait la valeur, c'est la rareté» [«Поэтому не полезность вещи создаёт ценность, это делает редкость» (фр.)] (см. стр. 44, 149 и сл.). Vilfredo Pareto («Cours d'Econ. politique», tome I, Laus., 1896) вместо «utilité» вводит термин «ophelimité» (от греческого ωφελιμος [полезный]), потому что «полезность» противоположна «вреду» и для политической экономии могут быть и «вредные полезности» (табак, алкоголь и т. д.).
1 Бём-Баверк, «Основы», стр. 34.
производства на рынок. Внутри хозяйства потребляется лишь незначительная часть общего количества производимых продуктов (такого рода отношения часто приходится наблюдать теперь в земледелии, в области крестьянского хозяйства). Но процесс развития на этом не останавливается; общественное разделение труда прогрессирует и, наконец, достигает такого пункта, когда типичным становится массовое производство на рынок, причём внутри хозяйства производимые им продукты не потребляются совсем.
Каковы же те изменения в мотивах хозяйствующих субъектов, в их «житейской практике», которые должны были происходить параллельно этому процессу?
Кратко на это можно ответить так: уменьшается значение субъективных оценок, основанных на полезности. Вначале «man stellt (um in heutiger Terminologie zu sprechen) noch keine Tauschwerte her (die rein quantitativ bestimmt sind), sondern ausschliesslich Gebrauchsgüter, also qualitativ unterschiedliche Dinge»1. Наоборот, на более поздних степенях развития годится пословица: «der gute Hausvater soll mehr bedacht sein auf den Profit und die lange Dauer der Sachen, als auf eine momentale Befriedigung und gegenwärtigen Nutzen»2.
В самом деле. Натуральное хозяйство предполагает, что производимые им «блага» имеют для него потребительную ценность; на следующей стадии перестаёт иметь значение потребительная ценность «излишка»; дальше уже бо́льшая часть производимых продуктов не оценивается субъектом хозяйства по её полезности, так как последняя для него не существует; наконец, на последней стадии весь производимый единичным хозяйством продукт не представляет внутри хозяйства никакой «полезности». Таким образом, типичным становится полное отсутствие основанных на полезности оценок благ со стороны производящих их хозяйств3. Но не нужно думать, что так обстоит дело лишь с
1 W. Sombart, «Der Bourgeois», S. 19 («не производят — если говорить в теперешней терминологии — никаких меновых ценностей, которые определяются чисто количественно, — но исключительно потребительные блага, следовательно, качественно различимые вещи»).
2 Ibidem, 150. Курсив наш («хороший домохозяин должен больше думать о прибыли и о длительности вещей, чем о моментальном удовлетворении и текущей полезности»).
3 Это должен был признать, в конце концов, и сам Бём-Баверк. В «Основах» он формулирует данное положение довольно своеобразно, а именно, он утверждает, что при разделения труда оценки продавцов «в большинстве случаев бывают крайне низки» (184, 185. Курсив наш). Ср. «Positive Theorie»: «Heutzutage
продавцами. Не лучше обстоит оно и с покупателями. Это особенно ясно проявляется при анализе оценок торговцев. Ни один торговец, начиная с самого крупного оптовика и кончая самым мелким разносчиком, не думает вовсе о «полезности» или о «потребительной ценности» своих товаров. В его психике просто нет того материала, который тщетно старается разыскать Бём-Баверк. Несколько сложнее обстоит дело с покупателями, покупающими продукты потребления (о средствах производства речь будет ещё впереди) для себя. Но и тут нельзя идти по пути, предложенному Бём-Баверком. Ибо каждая «хозяйка» в своей «практике» исходит от установившихся цен — с одной стороны, и суммы имеющихся в распоряжении денег — с другой. Только в этих пределах может происходить известная расценка по полезности. Если за некоторое количество денег можно купить x товаров A, или y товаров B, или z товаров C, то всякий отдаёт предпочтение тому товару, который для него наиболее полезен. Но такая оценка предполагает рыночные цены. Далее. Оценка каждого данного товара опять-таки отнюдь не определяется его полезностью. Яркий пример — средства существования. Ни одна хозяйка, отправляющаяся на базар, не оценивает хлеба по бесконечно большой субъективной ценности; наоборот, её оценка колеблется около установившейся уже на рынке цены; то же происходит и со всяким другим товаром.
Таким образом, изолированный человек Бём-Баверка (всё равно, сидит ли он у ручья или путешествует «по раскалённой пустыне») перестаёт быть, с точки зрения «хозяйственных мотивов», соизмеримым не только с капиталистом, предлагающим свои товары, или торговцем, покупающим для продажи, но и с простым покупателем, поставленным в условия товарно-денежного хозяйства, независимо от его функции в качестве капиталиста или торговца. А отсюда следует, что в основу анализа цен нельзя положить понятие «потребительной ценности» (Маркса) или «субъективной потребительной ценности» (Бём-Баверка). Точка зрения последнего самым резким образом
finden… die meisten Verkäufe durch berufmässige Produzenten und Händler statt, die von ihrer Ware einen für ihre persönlichen Bedürfnisse ganz unverwendbaren Ueberfluss besitzen. Infolge davon steht für sie der subjective Gebrauchswert ihrer eigenen Ware meistens ganz nahe an Null; dadurch sinkt weiter ihre „Shätzungsziffer“… gleichfalls nahezu auf Null» [«В нынешнее время… бо́льшая часть продаж осуществляется профессиональными производителями и торговцами, обладающими избытком своих товаров, которые нельзя использовать для их личных нужд. В результате для них субъективная потребительная ценность собственного товара очень близка к нулю; поэтому их „цифра их оценки“ снижается и дальше… также почти до нуля» (нем.)] («Kapital und Kapitalzins», Band II, Teil I, S. 405–406). Но и эта формулировка неправильна, ибо оценка продавцов совершенно не базируется на полезности (она не «близка», а равна нулю) и лежит в совершенно иной плоскости.
противоречит действительности, объяснить которую Бём-Баверк берётся.
Наш вывод, что в основу анализа цен нельзя положить анализ потребительной ценности, справедлив и по отношению к тому периоду товарного производства, когда на рынок сбывается не весь продукт, а «излишек продукта», так как речь идёт не о ценности потребляемого в пределах хозяйства, а как раз о ценности этого «излишка»; цены образуются из оценок товаров, а не просто продуктов; субъективные же оценки потребляемого внутри хозяйства продукта не имеют влияния на образование товарных цен. Поскольку же продукт становится товаром, потребительная ценность перестаёт играть свою прежнюю роль1. «Что этот товар полезен для других, есть лишь предпосылка его обменоспособности, но потребительная ценность моего товара, как бесполезного для меня, отнюдь не является и масштабом моей индивидуальной оценки, не говоря уже о масштабе объективной величины ценности»2.
С другой стороны, оценка продукта по его меновой ценности захватывает, при достаточно развитом обмене, даже ту часть продукта, которая входит в сферу потребления самого производителя. Как очень хорошо говорит В. Лексис, «в денежно-хозяйственной меновой системе вообще все блага рассматриваются и высчитываются, как товары, даже если они предназначены для собственного потребления производителя»3.
Однако, потеря потребительной ценностью её прежней роли проявляется особенно ярко при массовом производстве на рынок, когда весь продукт выбрасывается в сферу обращения, потому что здесь субъективная оценка по полезности самым видимым образом исчезает по отношению ко всему производимому данным хозяйством продукту.
Отсюда становится понятным стремление Бём-Баверка изобразить современную социально-хозяйственную организацию,
1 «…характерным для менового отношения товаров является именно его независимость от потребительных ценностей» (К. Маркс, «Капитал», т. I, стр. 3, пер. Струве).
2 «Dass diese Ware für andere nützlich, ist Voraussetzung für ihre Austauschbarkeit, aber als für mich nutzlos, ist der Gebrauchswert meiner Ware kein Massstab auch nur meiner individuellen Wertschätzung, geschweige den Massstab für eine objektive Wertgrösse» (R. Hilferding, «Böhm-Bawerks Marx-Kritik», S. 5).
3 W. Lexis, «Allgemeine Volkswirtschaftslehre», 1910, S. 8: «Überhaupt werden in dem geldwirtschaftlichen Tauschsystem alle Güter als Waren angesehen und verrechnet, auch wenn sie für den eigenen Bedarf des Produzenten bestimmt sind».
как неразвитое товарное производство. «При господстве производства, основывающегося на разделении труда и обмене, в продажу поступает в большинстве случаев избыток продуктов»1; при современной организации труда «каждый производитель производит лишь некоторые продукты, но производит их в количестве, превышающем его собственные потребности в них»2. Так описывает Бём капиталистическое «народное хозяйство». Подобное описание не выдерживает, конечно, никакой критики; но оно снова всплывает у тех писателей, которые хотят построить теорию ценности на базисе полезности. О Бёме поэтому можно слово в слово сказать то же самое, что сказал Маркс о Кондильяке: «Мы видим, что Кондильяк не только смешивает потребительную и меновую ценности, но, поистине ребячески, на место общества с развитым товарным производством подставляет такое общество, где производитель сам производит свои средства существования, а в обращение пускает только излишек над своим потреблением»3.
Итак, Маркс был вполне прав, отвергая потребительную ценность как основу для анализа цен. Наоборот, одна из коренных ошибок австрийской школы лежит в том, что «руководящий принцип» её теории не имеет ничего общего с современной капиталистической действительностью4. Это, как мы увидим ниже, не может не отразиться на всём дальнейшем построении.
1 Бём-Баверк, l. c., стр. 53.
2 Ibidem, стр. 143.
3 К. Маркс, «Капитал», т. I, стр. 95. Остроумно высмеял эту теорию Лассаль. «Г. Борзиг, конечно, производит машины сперва для нужды своей собственной семьи, излишние машины он затем продаёт. Магазины, изготовляющие траурные платья, работают прежде всего на случай смерти кого-либо из домашних. Но так как эти случаи бывают чересчур редки, то остаток траура они выменивают. Господин Вольф, владелец здешнего телеграфного бюро, получает телеграммы, главным образом, для своего личного удовольствия и поучения. Телеграммы, остающиеся лишними после того, как он ими достаточно насладился, он отдаёт биржевым волкам и газетным редакциям, которые в обмен на это, в свою очередь, снабжают его своими газетными корреспонденциями и акциями». F. Lassale, «Kapital und Arbeit». — У родоначальника «математиков» (L. Walras) исходным пунктом является тоже обмен излишков («Principes d'une théorie mathématique» etc).
4 В своём «Капитале» Бём-Баверк называет аргументацию Маркса в этом пункте «ложной». Здесь, по его мнению, «смешивают отвлечение от какого-либо обстоятельства вообще с отвлечением от тех специальных форм, в которых выступает это обстоятельство» (Е. Бём-Баверк, «Капитал и прибыль», «История и критика теорий процента на капитал», пер. под ред. Туган-Барановского. СПБ., 1909, стр. 483). На это совершенно справедливо возражает R. Hilferding: «Wenn ich von der speziellen Modalität, unter der der Gebrauchswert erscheinen mag
4. Величина ценности. Единица оценки
Чем же определяется величина субъективной ценности? Другими словами, от чего зависит та или иная высота индивидуальной оценки «блага»? В ответе на этот вопрос и заключается, главным образом, то «новое слово», которое было сказано представителями австрийской школы и её «заграничными» сторонниками.
Так как полезность какой-нибудь вещи есть её способность удовлетворять ту или иную потребность, то, естественно, необходим некоторый анализ потребностей. Здесь следует, согласно учению австрийской школы, иметь в виду, во-первых, разнообразие потребностей, во-вторых, напряжённость потребностей в пределах одного какого-либо их вида. Различные потребности можно расположить по степени их возрастающей или убывающей важности для «благополучия субъекта»; с другой стороны, напряжённость потребности определённого вида зависит от степени её насыщения: чем более она удовлетворена, тем менее она «настоятельна»1.
На основании этих соображений и была построена Карлом Менгером знаменитая «шкала потребностей», которая, в том или
also vom Gebrauchswert in seiner Konkretheit, abstrahiere, habe ich für mich vom Gebrauchswert überhaupt abstrahiert… Es hilft nichts, zu sagen, der Gebrauchswert bestünde nun in der Fähigkeit dieser Ware, gegen andere Waren ausgetauscht werden zu können. Den das heisst, dass die Grösse des „Gebrauchswertes“ jetzt gegeben ist durch die Grösse des Tauschwertes, nicht die Grösse des Tauschwertes durch die Grösse des Gebrauchswertes» [«Если я абстрагируюсь от специальной категории, в которой может проявляться потребительная ценность, то есть от потребительной ценность в её конкретности, я абстрагируюсь от потребительной ценности вообще… Не поможет, если сказать, что потребительная ценность теперь состоит в способности этого товара противостоять другим обмениваемым товарам. Это означает, что величина „потребительной ценности“ теперь задана величиной меновой ценности, а не величина меновой ценности задана величиной потребительной ценности» (нем.)] (l. c., S. 5). Подробно об этом обстоятельстве ниже, при анализе «субституционной ценности».
1 В этом и состоит так называемый «закон Госсена». Последний формулирует его таким образом:
«I. Die Grösse eines und desselben Genusses nimmt, wenn wir mit Bereitung des Genusses ununterbrochen fortfahren, fortwährend ab, bis zuletzt Sättigung eintritt.
II. Eine ähnliche Abnahme der Grösse des Genusses tritt ein, wenn wir den früher bereiteten Genuss wiederholen, und nicht bloss, dass bei wiederholter Bereitung die ähnliche Abnahme eintritt, auch die Grösse des Genusses bei seinem Beginnen ist eine geringere, und die Dauer, während welcher etwas als Genuss empfunden wird, verkürzt sich bei der Wiederholung, es tritt früher Sättigung ein, und beides, anfängliche Grösse sowohl wie Dauer, vermindern sich um so mehr, je rascher die Wiederholung erfolgt»
[I. Величина одного и того же удовольствия, если мы продолжаем его беспрерывно, постоянно снижается, пока в конце концов не наступит насыщение.
II. Такое же снижение величины удовольствия происходит, когда мы повторяем предыдущее удовольствие, и при повторении не только происходит снижение, также сокращается удовольствие в начале, и длительность, в течение которой нечто воспринимается как удовольствие, сокращается при повторении, насыщение происходит раньше, и и то и другое, начальная величина и длительность, сокращаются тем более, чем быстрее происходит повторение» (нем.)]
(Hermann Gossen, «Entwickelung der Gesetze des menschlichen Verkehrs und der daraus fliessenden Regeln für menschliches Handeln», Braunschweig, 1854, S. 5). По поводу этих законов Fr. Wieser говорит: «das gilt von allen Regungen, vom Hunger bis zur Liebe» [«это верно для всех импульсов, от голода до любви» (нем.)]. («Der natürliche Wert», Wien, 1889, S. 9).
ином виде, фигурирует во всех сочинениях, касающихся вопроса о ценности с точки зрения новой школы. Приводим таблицу в том виде, в каком она имеется у Бём-Баверка.
I | II | III | IV | V | VI | VII | VIII | IX | X |
10 | . | . | . | . | . | . | . | . | . |
9 | 9 | . | . | . | . | . | . | . | . |
8 | 8 | 8 | . | . | . | . | . | . | . |
7 | 7 | 7 | 7 | . | . | . | . | . | . |
6 | 6 | 6 | 6 | 6 | . | . | . | . | . |
5 | 5 | 5 | 5 | 5 | 5 | . | . | . | . |
4 | 4 | 4 | 4 | 4 | 4 | 4 | . | . | . |
3 | 3 | 3 | 3 | 3 | 3 | 3 | 3 | . | . |
2 | 2 | 2 | 2 | 2 | 2 | 2 | 2 | 2 | . |
1 | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 | 1 |
0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 |
Вертикальные ряды, отмеченные римскими цифрами, обозначают здесь различные виды потребностей, начиная с наиболее важной; цифры же в пределах каждого вертикального ряда иллюстрируют уменьшение настоятельности данной потребности по мере её насыщения.
Из таблицы, между прочим, видно, что конкретная потребность более важной категории может быть по своей величине ниже конкретной потребности менее важной категории, в зависимости от степени удовлетворения. «Насыщение» в вертикальном ряду1 может понизить величину потребности I до 3, 2, 1,
1 Перерывы в вертикальн. рядах касаются потребностей, «где последовательное удовлетворение по частям окажется… либо не вполне возможным, или же совсем невозможным…» (Бём-Баверк, l. c., 40). Предположение о непрерывности функции полезности само по себе допустимо, так как, «что вполне справедливо лишь по отношению непрерывных функций, то справедливо как приближение по отношению к функциям прерывного характера» (И. Шапошников, l. c., стр. 9).
У Л. Вальраса мы находим математическое выражение того же, но в объективированной форме («кривые цены» в зависимости от спроса и предложения). Гораздо более разработанную объективированную формулировку «уменьшения настоятельности данной потребности по мере её насыщения» мы находим у «американцев». Упомянутый Carver определяет полезность, как способность удовлетворять потребности, ценность — как обменоспособность («Utility is the power to satisfy a want or gratify a desire; but value is always and only the power to command other desirable things in peaceful and voluntary exchange» [«Полезность — это способность удовлетворять потребность или удовлетворять желание; но ценность — это всегда и только способность получать другие желаемые вещи путём мирного и добровольного обмена» (англ.)] — p. 3); цена, по Карверу, есть выражение ценности в деньгах. Ценность варьирует в зависимости от полезности («utility») и относительной редкости («scarcity»). При этом Карвер ясно говорит о потребностях не оценивающего индивидуума,
тогда как в то же время, при слабой насыщенности в ряду VI, величина этой абстрактно менее важной потребности конкретно может держаться на цифре 4 или 51.
Чтобы решить теперь вопрос, какой конкретной потребности соответствует данная вещь (ибо этим и определяется субъективная её оценка по полезности), «мы просто-напросто должны посмотреть, какая именно потребность осталась бы без удовлетворения, если бы не существовало оцениваемой вещи; это и будет та потребность, которую нам нужно определить»2.
Пользуясь этим методом «лишения», Бём-Баверк приходит к такому результату: так как всякий предпочитает оставить неудовлетворённой наименьшую из подлежащих удовлетворению потребностей, то оценка выпавшего блага будет определяться наименьшей потребностью, которую оно (это благо) может удовлетворить. «Величина ценности материального блага определяется важностью той конкретной потребности (или частичной потребности), которая занимает последнее место в ряду потребностей, удовлетворяемых всем наличным запасом материальных благ данного рода»; или, короче, «ценность вещи измеряется величиной предельной пользы этой вещи»3. Это и есть знаменитое положение всей школы, откуда и самая теория получила название «теория предельной полезности», тот всеобщий принцип, из которого выводятся все остальные «законы».
Вышеописанный способ определения ценности предполагает определённую единицу оценки. В самом деле, величина ценности есть результат измерения; всякое же измерение предполагает определённую единицу меры. Как же обстоит дело у Бём-Баверка в этом отношении?
а общества («wants of the community» [«желания сообщества» (англ.)], стр. 13). Закон «насыщения» у Карвера называется principle of «diminishing utility» [принцип «уменьшающейся полезности» (англ.)] (стр. 15). При этом Карвер выдвигает social standpoint («общественную точку зрения», стр. 17). «Падающая полезность» берётся как общественная категория (18). Политическая экономия рантье тут ясно переходит в политическую экономию организаторов треста.
1 «Die Grösse des Bedürfnisswertes… hängt von der Art des Bedürfnisses, sie hängt aber innerhalb der einzelnen Art wieder von dem jeweils erreichten Grade der Sättigung ab» [«Величина потребности… зависит от рода потребности, но в рамках одного и того же рода она вновь зависит от степени насыщения, достигнутой в каждом случае» (нем.)]. (Wieser, l. c., 6).
2 Бём-Баверк, Ibid, стр. 42.
3 Термин «предельная полезность» (Grenznutzen) был введён впервые Визером в книге: «Ueber den Ursprung… des Wertes». Этому термину у Госсена соответствует: — «Wert des letzten Atoms» [«ценность последнего атома» (нем.)], у Джевонса — «final degree of utility» [«окончательная степень полезности» (англ.)], «terminal utility» [«окончательная полезность» (англ.)], у Вальраса — «intensité du dernier besoin satisfait (rareté)» [«интенсивность последней удовлетворённой потребности (редкость)» (фр.)]. Ср. Wieser, «Der natürliche Wert». Визер предлагает пользоваться не методом «лишения», а методом «приращения». По существу, это различие большого значения не имеет.
Здесь австрийская школа наталкивается на чрезвычайно важное затруднение, из которого она до сих пор не выбралась, да и не сможет выбраться. Прежде всего, следует иметь в виду ту колоссальную роль, которую играет выбор единицы с точки зрения Бёма. «Наша оценка, — говорит последний, — одного и того же рода материальных благ, в одно и то же время, при одних и тех же условиях, может принимать различный вид единственно в зависимости от того, оцениваем ли мы лишь отдельные экземпляры или же более значительные количества этих материальных благ, принимаемых за цельную единицу»1. При этом, в зависимости от выбора единицы оценки, не только будет колебаться величина ценности, но может быть поставлен вопрос и относительно самой ценности вообще, её существования. Если (пример Бёма) сельскому хозяину нужно 10 гектолитров воды в день, а их у него имеется 20, то гектолитр не представляет никакой ценности; напротив, если за единицу мы примем величину, большую 10 гкл., тогда эта величина будет обладать ценностью. Таким образом, само явление ценности будет зависеть от выбора единицы. В связи с этим стоит и другое явление. Предположим, что у нас имеется ряд благ, предельная полезность которых падает по мере возрастания их количества; пусть эта падающая полезность выразится цифрами 6, 5, 4, 3, 2, 1. Если у нас имеется 6 единиц данного блага, то величина ценности каждого из них будет определяться предельной полезностью этой именно единицы, т. е. будет равна 1; если мы примем теперь за единицу совокупность двух прежних единиц, то предельная полезность каждой из этих двойных единиц будет не 1×2, а 1+2, не 2, а 3; ценность трёх единиц будет не 1×3, а 1+2+3, т. е. не 3, а 6 и т. д.; другими словами, «оценка более значительных количеств благ не находится в соответствии с оценкой одного экземпляра этих же самых материальных благ»2. Итак, единица
1 Бём-Баверк, «Основы», стр. 24.
«bei einem Besitze von [для запаса из] | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | Gütern [благ] |
gleich [равную] | 1×10 | 2×9 | 3×8 | 4×7 | 5×6 | |
oder [или] | 10 | 18 | 24 | 28 | 30 | Wertenheiten [единиц ценности] |
оценки играет здесь существенную роль. Какова же эта единица? На сей вопрос Бём-Баверк (да и другие «австрийцы») определённого ответа дать не могут1. Сам Бём возражает на вышеприведённое указание следующим образом: «Это возражение, — говорит он, — мы считаем неосновательным. Дело в том, что единицу оценки люди совсем не могут выбирать по своему произволу, нет, в тех же самых внешних обстоятельствах… находят они и принудительные требования относительно того, какое именно количество… нужно принять при оценке за единицу»2. Однако, ясно, что эта определённость единицы может существовать, главным образом, в тех случаях, когда обмен является случайным, нетипичным для хозяйственной жизни. Наоборот, при развитом товарном производстве его агенты как раз не чувствуют на себе давления принудительных норм при выборе «единицы оценки». Промышленный капиталист, сбывающий свой холст, крупный торговец-оптовик, покупающий и продающий его, целый ряд посредников мелкого калибра, — все они могут измерять свой товар и аршинами, и вершками, и кусками (т. е. совокупностью аршин, принятых за единицу), причём во всех этих случаях никакого «различного вида» их оценка принимать не будет. Они могут «лишаться» своих товаров (современная продажа и есть регулярный процесс выпадения товаров из производящего их или просто владеющего ими хозяйства), и им совершенно безразлично, какой физический масштаб будет приложен для измерения проданных «благ». То же явление мы наблюдаем и при анализе мотивов покупателей, покупающих товар для собственного потребления. Дело объясняется в высшей степени просто: оценки современных «хозяйствующих субъектов»
und bei [и далее] | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | Gütern [благ] |
gleich [равную] | 6×5 | 7×4 | 8×3 | 9×2 | 10×1 | 11×0 | Werteinheiten [единиц ценности] |
oder [или] | 30 | 28 | 24 | 18 | 10 | 0 |
С этой точки зрения весь «запас» не представляет никакой ценности, начиная с известного количества благ. Однако, это противоречит всей теории и определению субъективной ценности. В самой деле, взяв всю сумму благ в качестве единицы, мы лишаемся возможности удовлетворения всех потребностей, связанных с данным благом. Ср. Бём-Баверк, «Основы», стр. 27, 28, также «Kapital и Kapitalzins», II, I, S. 257, 258, Fussnote.
1 См. о неопределённости «единицы» у G. Cassel'я, «Die Produktionskostentheorie Ricardo's und die ersten Aufgaben der theoretischen Volkswirtschaftslehre» («Zeitschrift für die gesamte Staatswissenschaft», Band 57, S. 95, 96). Здесь же и критика K. Wicksell'я, который старался ответить на этот вопрос. См. K. Wicksell, «Zur Verteidigung der Grenznutzenlehre», там же, 56 Jahrgang, S. 577, 578.
2 Бём-Баверк, l. c., стр. 26.
зависят от рыночных цен, а на рынке цены отнюдь не зависят от выбора единицы.
Сюда присоединяется и другое обстоятельство. Выше мы видели, что ценность совокупности единиц по Бёму отнюдь не равна ценности единицы, помноженной на их число. Если у нас имеется ряд 6, 5, 4, 3, 2, 1, то ценность 6 единиц (всего «запаса») будет равна сумме 1+2+3+4+5+6. Это вполне логичный вывод из основных посылок теории предельной полезности. Но это не мешает данному положению быть абсолютно неверным. И опять здесь виноваты исходные пункты теории Бём-Баверка, его пренебрежительное отношение к социально-историческому характеру экономических явлений. В самом деле, ни один агент современного производства и обмена — ни продавец, ни покупатель — не высчитывает ценности «запаса», т. е. определённой совокупности благ, по бём-баверковскому методу. Теоретическое зеркало главы новой школы не только искажает здесь «житейскую практику»: его «отражения» просто не имеют соответствующих фактов. Для всякого продавца N единиц стоят в N раз больше одной единицы, то же явление наблюдается и по отношению к покупателям. «Для фабриканта пятидесятая прядильная машина на его фабрике имеет то же самое значение и ту же самую ценность, что и первая, а общая ценность всех 50 равна не 50+49+48…+2+1 = 1 275, а просто-напросто 50×50 = 2 500»1. Однако, несоответствие между «теорией» Бёма и «практикой» так разительно, что сам Бём должен был так или иначе затронуть вопрос. Вот что он пишет по этому поводу: «В нашей обыденной… жизни далеко не часто приходится наблюдать описанную выше казуистическую особенность (т. е. отсутствие пропорциональности между ценностью суммы и ценностью единицы. Н. Б.). Происходит это оттого, что при господстве производства, основывающегося на разделении труда и обмене, в продажу поступает в большинстве случаев (!) избыток (!!) продуктов, совсем не предназначенный для удовлетворения личных потребностей собственника…»2. Прекрасно. Но беда вот в чем. Если эта
1 Will. Scharling, «Grenznutzentheorie und Grenznutzenlehre», Conrad's Jahrbücher, III Folge, 27 Band, (1904), S. 27: «Für einen Fabrikanten hat die fünfzigste Spinnmaschine in seiner Fabrik ganz dieselbe Bedeutung und denselben Wert als die erste, und der gesamte Wert aller 50 ist nicht 50+49+48+…+2+1 = 1 275 sondern ganz einfach 50×50 = 2 500». Мы не говорим здесь об «уступках» при больших покупках. Это явление покоится на совершенно иных психологических основаниях и не относится к предмету, о котором у нас идёт речь.
2 Бём-Баверк, «Основы», стр. 53.
«казуистическая особенность» в современном хозяйственном строе не наблюдается, то ясно, что закон «предельной полезности» есть всё, что угодно, но не закон капиталистической действительности, ибо вышеупомянутая «особенность» есть логическое продолжение закона предельной полезности, с которым она возникает (логически) и с которым она падает.
Таким образом, отсутствие пропорциональности между ценностью суммы и количеством слагаемых есть для современных хозяйственных отношений фикция; при этом она настолько противоречит жизни, что даже Бём не может последовательно провести свою собственную точку зрения. Указывая на случаи косвенных оценок, Бём пишет: «…Раз мы имеем возможность констатировать, что одно яблоко для нас столь же дорого, как и восемь слив, а одна груша для нас столь же дорога, как и шесть слив, то мы имеем возможность… прийти к третьему положению, что одно яблоко для нас на одну треть дороже одной груши»1 (Речь идёт о субъективных оценках). Это рассуждение правильно по существу. Но как раз неправильно с точки зрения самого Бём-Баверка. А именно, почему мы приходим в данном случае к «третьему положению», что одно яблоко на одну треть «дороже» груши? Да потому, что ценность 8 слив больше ценности 6 слив на одну треть. Но это предполагает, в свою очередь, пропорциональность между ценностью суммы и количеством единиц: только в том случае ценность 8 слив больше ценности 6 на одну треть, если ценность 8 слив больше ценности одной сливы в 8 раз, а ценность 6 — в 6 раз.
Этот пример лишний раз показывает несовместимость теории Бёма и экономических явлений, как они нам даны в действительности. Его рассуждения, быть может, годятся для объяснения психологии «заблудившегося путника», «поселенца», «человека, сидящего у ручья», да и то лишь постольку, поскольку все эти «индивидуумы» лишены возможности производить. В современном же хозяйстве такие мотивы, какие предполагает Бём, были бы психологической невозможностью и бессмыслицей.
1 Ibid., стр. 74, примечания.